На его работах воспитывалось не одно поколение авторов и художников. Уилл Айснер (1917–2005), один из ярчайших авторов американского комикса, на собственном примере доказал, что жанру рисованных историй напрасно отводили место на задворках массовой культуры, и графическая литература с полным правом может причислить себя к полноценному виду искусств.

«Он единственный, кому комикс обязан обретением мозгов», – констатировал мастер английской сценарной школы Алан Мур. «Я всегда считал, что истинный враг — это собственно жизнь, а не чудовища с далеких планет. Мне нечего поведать о битвах между космическими мутантами. Но что я знаю, так это каково выживать в больших городах, и не пропасть заполночь где-нибудь на 42-й стрит. Я пишу и рисую только о том, что знаю», – этого кредо Айснер придерживался с самого начала своего творческого пути, которое пришлось как раз на феноменальный бум комикс-индустрии, прогремевший в середине 30-х годов и нареченный впоследствии «Золотым веком американского комикса».

ДЕТИ ЗОЛОТОГО ВЕКА

Шел уже седьмой год, как Нью-Йорк зализывал раны от последствий обвала на фондовой бирже 1929-го, положившего начало Великой Депрессии, когда издательскую общину потряс свой собственный микро-обвал – крах рынка бульварной литературы.

Неожиданно наметился просвет. К всеобщему удивлению стали неплохо покупаться сборные издания комиксов. До этого жанр существовал главным образом в газетной форме. Любая газета имела секцию с комическими и приключенческими рисованными историями, которыми увлекались и дети, и взрослые.

Поставщики бульварного чтива ухватились за комиксы, как за единственную панацею от бед. В киоски хлынули перепечатки газетных серий, переверстанных под журнальный формат. Айснер вспоминал потом, что наблюдая эти очередные причуды читательского спроса, рассудил: «Что-то явно происходит. Скоро газетных комиксов уже будет недостаточно, и потребуется оригинальный материал», – и был абсолютно прав в своих догадках, потому что наступил золотой век американского комикса.

Оригинальный материал не заставил себя долго ждать. Золотой век вывел в свет плеяду сверхгероев. Родилась новая мифология. Тиражи выпусков зашкаливали до астрономических цифр. Атлетически сложенные, облаченные в обтягивающие трико и наделенные сверхъестественными способностями, сверхгерои из кадра в кадр сражались со злом, неодолимым простыми смертными.

Покуда маятник симпатий политической элиты вяло покачивался в неясном направлении, и задолго до решения Конгресса об объявлении войны, сверхгерои вступили в бой с нацистской Германией. Заокеанская реакция не заставила себя долго ждать. Давно уже стал хрестоматийным эпизод, когда Геббельс прервал одно из кабинетных совещаний в Рейхстаге, ворвавшись со свежим выпуском комикса, чтобы поделится внезапно осенившей его догадкой: «Этот Супермен — еврей!» Эсэсовский еженедельник Das Schwarze Korps не преминул высветить порочную природу комикса, заключив в одной из редакционных статей: «Вместо того, чтобы внушать добродетели, он сеет ненависть, неверие, злобу, лень и преступность в юные сердца. Горе американским подросткам, обреченным жить в столь отравленной атмосфере, и не способным даже распознать ее губительный вред».

Судя по данным почтовой службы США, горе было не только подросткам, но и военнослужащим. Объем продаж комиксов по армии в десять раз превышал объем продаж «Лайф», «Ридерс Дайджест» и «Сатердэй Ивнинг Пост», трех основных лидеров журнальной периодики тех времен.

Коллективный портрет творцов «золотого века» не очень-то укладывается в стереотипные представления о художнической богеме. С архивных фотографий смотрят немного скованные молодые люди в белоснежных рубашках и строгих галстуках. Вполне можно принять за офисных клерков, если б не непременный атрибут каждого снимка — заляпанная тушью рисовальная доска с пришпиленным к ней ватманским листом. Единственной редкой вольность в одежде — закатанные чтобы не извозить манжеты рукава.

Среди художников преобладали выходцы из незажиточных эмигрантских семей, изрядно потрепанных Депрессией. Из каких же их недр сознания выплывали те ницшеанские образы сверхлюдей, что завладели умами детворы? Вероятно, то была просто защитная реакция воображения на нескончаемую вереницу невзгод и потрясений кризисных времен.

Однако же молодежная аудитория комиксных журналов накладывала свои ограничения. Как-то, в интервью «Балтимор Сан», Айснер заявил, что считает комикс полноценной литературной формой в той же мере, что и полноправным жанром изобразительных искусств. «По возвращении в Нью-Йорк я был раскритикован коллегами за зазнайство. Больше я эту тему не подымал», – рассказывал потом Айснер. Когда один из синдикатов вышел на него с предложением готовить комикс-раздел для воскресных приложений газет, художник немедленно согласился. Всевозрастной круг читателей предлагал реальную возможность вырваться из прокрустова ложа подростковых книжек с их полярным разделением персонажей на хороших и плохих и их до абсурда упрощенными мотивациями. Айснер передал свою компанию партнеру и ушел в газетный мир.

ПРИЗРАК БРОДИТ ПО НЬЮ-ЙОРКУ

Детектив Денни Кольт умер для общества, так и не успев толком родиться. Отравленного ученым-вредителем доктором Коброй, его погребли на Диколесном Кладбище, но яд оказался не смертельным, и вот, мнимый покойник оживает, закрывает лицо маской, и возвращается в свой Централ-Сити, чтобы вести борьбу с преступностью. На вопросы об имени он отрекомендовывается Призраком . В урбанистических ландшафтах Централ-Сити легко просматривался Нью-Йорк.

Так, в июне 1940, Уилл Айснер представил на страницах воскресных выпусков одного из самых самобытных персонажей американского комикса.

Форма публикации была экспериментальной по сравнению с традиционным способом подачи газетных серий. Успех комиксов на журнальном рынке вдохновил газетчиков на эксперименты. Сериал про Призрака, в компании с прочими, шел не в виде стандартных в то время таблоидных полос, испещренных многочисленными кадрами, а в дополнительном малоформатном приложении, как публикуются нынче еженедельные вкладки с телепрограммой.

Маска Призрака, оперировавшего в реальных городских условиях и среди нормальных людей, доставляла Айснеру немало забот: «Она не помогала сюжету и вечно конфликтовала с моей приверженностью здравому смыслу. Если ваш герой блуждает по метро в маске, и народ воспринимает это как должное… Это, знаете ли, чересчур».

Экстравагантное одеяние героя имело прозаическое объяснение. Сам Айснер охотно и не раз проливал свет на обстоятельства рождения Призрака: «В один из вечеров мне позвонили из синдиката и поинтересовались, как идет процесс. Я сообщил, что придумал частного детектива, который ведет расследование независимо от полиции. «А костюм у него есть? У него должен быть костюм, а то его никто не купит», — предупредил агент». Популярность Супермена, Бэтмена, Фантома и других «костюмированных» героев диктовала жесткую конъюнктуру. Телефон стоял возле рабочего стола, и Айснер, в несколькими штрихами наведя пятна вокруг глаз сыщика, ответил: «У него есть маска. А еще на нем перчатки и синий костюм!»

С маской, или без, но «Призрак» за двенадцать лет своего существования развился в серьезный литературный цикл. Он словно перенял эстафету у классиков коротких повествовательных форм, которыми столь богата американская литература. В восьмистах семистраничных рассказах серии можно встретить сюжеты перекликающиеся с мотивами Брета Гарта и О’Генри, Амброза Бирса и Трумэна Капоте, отцов «крутого» детектива и приверженцев критического реализма…

В 1952 году Айснер завершил серию «Призрак» и вернулся в армию, но уже не в качестве рядового, как во времена Второй Мировой, а в редакционный состав «P*S», журнала по профилактическому уходу за техникой. В военные годы он был в числе тех, кто создавал незаменимое для механиков издание «Арми Моторс», и теперь ему удалось убедить армейские чины в гигантском потенциале комикса как формы изложения инструкций по эксплуатации техники. Больших творческих возможностей графические пособия не сулили. Нужно было организовывать чертежи, диаграммы, текст в единое целое, чтобы донести информацию до пользователя в предельно доступном виде. Но эти пособия могли спасти жизнь.

ПРОБЛЕМНОЕ СЛОВО

Искусство графического рассказа было названо комиксом, поскольку первые его образчики имели юмористический характер. «Comics» – это редуцированное «comic strips» (комические полосы), определение, отражавшее внешний вид и жанр ранних рассказов в картинках. Всю чуть более чем вековую историю комикса «несерьезное» имя обременительным балластом висело на его обширных жанровых и повествовательных возможностях.

С этим в полной мере столкнулся Уилл Айснер, когда в середине 70-х, после двадцати лет работы для армии над P*S, собрался представить читателям «Контракт с Богом». На примере четырех разных историй, происшедших под одной крышей, книга доказывала, что обшарпанные стены типового нью-йоркского арендного дома могут хранить ничуть не меньше трагедий, чем своды замков шекспировских времен.

В отличие от «Призрака», «Контракт с Богом» был обращен только к взрослой аудитории, и во избежание путаницы Айснер определяет его графическим романом. Термин, сразу же подхваченный американскими и европейскими издательствами, оказался спасительным не только для автора, но и для последующего развития комикса, выделив в нем пространство для более сложных по форме и содержанию произведений, чем те, что входят в основной поток массовой культуры.

Понятие «графический роман» применительно к комиксам использовалось и ранее, но именно «Контракт с Богом» представил его истинный потенциал. Собранные под одной обложкой рассказ об иммигранте, проделавшем головокружительный путь от ешиботника из Тифлисского местечка до безжалостного жилищного магната; точно сошедшая с колонок криминальных новостей история управдома, ограбленного и подведенного под монастырь десятилетней девчонкой; хроника одного дня из жизни спившегося уличного певца; автобиографическая повесть о лете прощания с детством — все они словно воскрешали канувшие в небытие под напором «новых волн» традиции неореализма и положили начало циклу графических романов Айснера.

ЦЕНТР ЗЕМЛИ

Как ни странно, Нью-Йорк, с его вавилонским смешением традиций и народов пока не нашел в традиционной литературе такого же достойного описателя, как повезло некогда отыскать Москве в лице Владимира Гиляровского, давшего потомкам уникальный по охвату панорамный портрет столицы. Но в рисованной литературе подобный автор есть. Большинство графических романов Уилла Айснера посвящено его родному городу: «Нью-Йорк для меня — центр Земли. Это неиссякаемый фонтан сюжетов. Этакий огромный театр, в котором вечно что-то происходит».

Каждое из его крупноформатных произведений является своеобразным расследованием. «Один старый учитель сказал мне однажды, что если хочешь изучить что-нибудь, то нужно написать об этом книгу», – объяснял Айснер в одном из интервью.

Мегаполис переполнен невидимыми людьми. Соседи не помнят их лиц, случайные встречные не обращают на них внимания, работодатели не в состоянии сообщить о них ничего, кроме имен. Откуда они приходят и куда потом деваются? Ответ на этот вопрос пробует дать сборник графических новелл «Невидимые люди».

Южный Бронкс второй половины 70-х годов немногим отличался от зоны боевых действий. Было зарегистрировано более 68000 пожаров, дома бросались на произвол судьбы, статистика преступлений росла в геометрической прогрессии. Какие силы ввергли в хаос некогда благодатный спальный район? В «Районе «Дропси-авеню»» Айснер год за годом реконструирует его историю.

Бесконтрольные манипуляции на рынке ценных бумаг, усугубленные коррумпированной индифферентностью правления, привели страну к затяжному кризису, получившему название Великая Депрессия. Средний класс перекочевал за нижнюю планку нищеты, вчерашние брокеры соскребали снег с мостовых, обладатели аристократических фамилий скитались в поисках поденной работы. Что провело ньюйоркцев сквозь те смутные времена? Графический роман «Сила жить» выводит пеструю череду портретов горожан, чьи судьбы переплел кризис 30-х.

Положивший начало «Золотому веку» бум комиксов произвел переворот в американской периодике. Вчерашние профсоюзные деятели, коммивояжеры, учителя перепрофилировались в издателей комиксов, в то время как едва оставившие школьную парту ребята, не обремененные литературным опытом и серьезным художественным образованием, собирались в комиксные артели, выводя в свет героев, овладевавших помыслами публики и рождавших новую мифологию. В рисованной повести «Мечтатель» Айснер с немалой долей иронии вспоминает начало своей комиксной карьеры и те ставшие легендарными события, которые сформировали современный комикс.

СЕРДЦЕ ТЬМЫ

Среди двадцати графических романов Уилла Айснера есть один, который был ему особенно дорог. Романы-путешествия стали неотъемлемой частью традиций англоязычной литературы. Круг аккумулируемых ими идей мог быть необычайно широк. Так, на заре двадцатого века, на страницах «Сердца тьмы» классика Джозефа Конрада престарелый капитан отправляется в недра конголезских джунглей, чтобы обнаружить там примитивную модель общества, предопределившую характер того массового безумия, что охватило последовавшее столетие. Столь же чреватое непредсказуемыми открытиями путешествие по волнам собственной памяти совершает и лирический герой автобиографической книги Айснера «К сердцу бури».

Общественное сознание военного периода не культивировало жертвенный героизм. Корпорации всеми правдами и неправдами пытались уберечь ценных работников от призыва. Тем не менее, получив повестку, Айснер отклонил предложение синдиката посодействовать с «белым билетом» и в мае 1942 года ушел в армию.

Череда воспоминаний о детских и юношеских годах, спрессованная в один день пути воинского эшелона с новобранцами, составила канву «К сердцу бури». Рассказ от первого лица об эмигрантских судьбах, о Первой Мировой, о «рокочущих» двадцатых, о Великой Депрессии вышел далеко за рамки традиционной мемуарной литературы и вылился в эпический народный роман.

Книги Уилла Айснера любимы и читаемы во всем мире. Цикл газетных комиксов «Призрак» сейчас выдерживает очередное, книжное, издание. Один из крупнейших профессиональных конкурсов в Сан-Диего носит имя Айснера. Написанные им учебники «Искусство графического повествования» и «Комикс и последовательное искусство» стали незаменимыми пособиями для любого специалиста, так или иначе связанного с жанром.

© Миша Заславский, «ХЧ»#4’09